Да, на каждом корабле капитан устанавливает свои правила. Но всех пиратов Мэйна объединяет этот закон, регулирующий по большей части отношения между командами в случае общих операций, и порядок раздела добычи. Как раз из-за необходимости вести совместные рейды он и возник несколько десятилетий назад. Чаще всего собираются два, три, ну от силы четыре или пять капитанов, а договор у них скрепляется честным словом и выпивкой. Но Морган-то, идя на Панаму, собрал аж тридцать восемь бортов! Потому он первый составил договор в письменном виде. Я сама под ним подписалась, в числе прочих капитанов! А потом только продолжила традицию, когда собирала эскадру на Картахену. Законы братства регулируют ещё и отношения капитана с командой, и их права с обязанностями, и общие правила распределения добычи внутри команды, и ещё много чего. Так что без них была бы полная анархия. Каждый капитан дудел бы в свою дудку, и флибустьеры попросту никогда не вылезли бы из ранга мелких курокрадов, воюя каждый сам за себя и со всем миром…
— Не слишком ли много почестей для разбойницы, господин губернатор?
— Вы несправедливы, маркиз. Мадам Спарроу трудно причислить к разбойникам: для этого амплуа она слишком сложна.
Ментенон лишь скривил губы в невесёлой усмешке. Обстоятельства вынудили его пойти на некое соглашение с дамой в адмиральском звании, но от этого его отношение к пиратам нисколько не изменилось. Все они, в его представлении, были достойны лишь одного — петли. Впрочем, если их действия можно обратить себе в выгоду, то с петлёй пока можно повременить. Но чтобы разбойницу встречали как полководца после крупной победы — такое он наблюдал впервые.
— Я знаю, о чём вы думаете, маркиз, — а этот д'Ожерон тоже непростой человек. — Если вы полагаете, будто силу, собранную мадам Спарроу, можно использовать в личных целях, то вы заблуждаетесь.
— Англичане использовали Моргана. Чем же он хуже этой мадам?
— Тем, что он тоже был англичанином, и Модифорд вертел им, как хотел, упирая на интересы Англии. Мадам Спарроу родом из Московии, а это обстоятельство превращает в пустой звук все призывы к патриотизму.
Пираты, устроившие самый настоящий салют в честь своего «генерала», запрудили набережную. Шлюпка с д'Ожероном на борту причалила первой, но на него почти не обратили внимания, и губернатора встречал только Ментенон. Влад, само собой, помчался навстречу названой сестре, и месье Бертран не был на него в обиде. Ментенон… Какими словами объяснить этому весьма неглупому, но несколько зашоренному молодому маркизу, что к нынешним пиратам уже нельзя относиться с прежним высокомерием? Эти люди — казалось бы, самые что ни на есть отбросы общества! — вдруг осознали себя силой, способной и на великие дела. Здесь нужно проявлять гибкость и осторожность, а не выказывать презрение… Месье д'Ожерон чувствовал, что где-то допустил ошибку, но где именно — никак не мог понять. Как будто всё было безукоризненно, если не считать досадного прокола у острова Мона. Но сбой случился явно не там…
"В чём мой просчёт? — думал он, наблюдая, как пираты едва ли не на руках доставляют "генерала Мэйна" к дому алькальда. — Эта дама ещё ни разу не дала повода упрекнуть её в нелояльности к Франции. Хотя, она не раз и не два выражала недовольство фактом поставки французских кораблей в турецкий флот. Московиты знают об этом больше, чем хотелось бы, но к нашему делу сие не относится… Где же я ошибся? В какой момент мадам Спарроу перестала быть остриём французского меча в Мэйне, и превратилась в самостоятельную силу?… Увы, теперь остаётся лишь сожалеть об упущенном. Обратить процесс вспять можно лишь убив эту даму… а я не смог бы совершить столь низкого предательства".
…Дон Альваро знал: как испанец он обязан сожалеть о возвращении пиратки. Что она не погибла ни во время боя со взбунтовавшимся де Шаверни, ни во время шторма. Но как человек он даже обрадовался, когда эту сеньору буквально принесли в его дом. Ранена? Война, конечно, дело не женское, но всякое бывает… Дом опять превратился в нечто наподобие трактира, разве что без столов, закуски и выпивки: он снова был битком набит пиратами, что опять-таки могло привести в ужас любого добропорядочного испанца. Но дон Альваро стоически терпел нашествие. Тот разговор с пираткой, который ему предстоял, стоил любых жертв…
Испанец не очень удивился, когда застал эту даму в обществе мужа и брата. Но, кроме этих двоих, здесь присутствовал ещё тот француз-капитан со шрамом через всё лицо. Неприятный сюрприз. Он-то, приведя сюда Мартиньо, рассчитывал на откровенную беседу, а как это можно устроить в присутствии француза?
— О, вы очень кстати, дон Альваро, — пиратка была так слаба, что лежала в пышно взбитой постели, но разговаривала по-прежнему бойко, хоть и негромко. — Я только собралась пригласить вас обоих. Надо поговорить.
— Сеньора, я надеялся поговорить более открыто, — хмуро произнёс испанец, покосившись на Жерома.
— Можете говорить открыто. Здесь все в курсе.
Дон Альваро был неприятно удивлён: француз в его планы не вписывался. Зачем они ему рассказали? Или сам что-то понял? На вид — обыкновенный громила, но взгляд довольно умного человека… Впрочем, всё равно отступать некуда.
— На всякий случай объясню, сеньор алькальд, чтоб вы не беспокоились, — проговорил Влад, переглянувшись с сестрой. — Капитан Жером помогал мне разобрать и погрузить на один из наших кораблей остатки машины Мартина. Естественно, у него возникли кое-какие вопросы, и я дал на них ответ. Потому не стесняйтесь.