Земля неведомая - Страница 106

106

"Поздно, — думал Джеймс, разглядывая приближавшиеся линкоры. — Нам не уйти без боя. И не победить… Эли, прости, но живой я тебя в руки испанцев не отдам…"

Когда «Гардарика» наконец легла на нужный курс, линкоры уже возвышались двумя громадами в двух кабельтовых за её кормой, и расстояние это сокращалось. Ветерок северо-восточный, но не настолько сильный, чтобы «Гардарика» могла набрать нужную скорость. Да и паруса у неё уцелели не все…

— Орудия к бою, — скомандовал Эшби.

— Мы не сможем драться, штурман, — мрачно отозвался Хайме. — Это верная смерть, нас не спасут даже новые пушки.

Эшби вообще-то не привык, чтобы его приказы обсуждались, но ситуация сейчас была, мягко говоря, нештатная. Никогда ещё «Гардарика» не попадала в такой переплёт. Если бы они могли хотя бы маневрировать! Но — вот она, та самая роковая случайность, о которой он говорил жене на Мартинике. Всё один к одному, чёрт подери…

— Если мы сдадимся, это отсрочит нашу смерть лишь на несколько дней. Может быть, недель, — Эшби сурово воззрился на боцмана. — Мы должны драться. Так у нас будет хоть какой-то шанс.

В ответ на его слова рявкнула одна из пушек испанского флагмана, и ядро плюхнулось в воду перед самым бушпритом галеона. Сигнал лечь в дрейф.

— Убрать паруса, — выкрикнул Хайме.

— С каких пор ты командуешь на этом корабле, приятель? — Эшби нешуточно рассердился. — Тебя выбрали боцманом, а не капитаном!

— Вы тоже не капитан, — Хайме вернул ему «комплимент». — Будь здесь Воробушек, и она бы при таком раскладе порешила лечь в дрейф. Она — французский адмирал. Испанец лопнет от злости, но не посмеет никого из нас вздёрнуть без суда.

— Испания и Франция сейчас не воюют между собой, а мы только что взяли Картахену! — Джеймс уже забыл, когда в последний раз пребывал в такой ярости. — По всем законам нас должны повесить даже французы, если этот испанец пожелает нас им выдать! Ты этого хочешь?… Пьер, орудия к бою!

— Не спеши, Пьер, — нехорошо усмехнулся Хайме. Его рука как бы невзначай легла на рукоять пистолета, торчавшую из-за пояса.

Эшби отчётливо осознавал: если он будет и дальше стоять на своём, не миновать драки на палубе. Он видел, что мнение Хайме разделяет большая часть команды. Пьер был бы рад выполнить приказ, да, видно, боится того же. И вопросительно смотрит на него, штурмана — что же делать?

— Убрать паруса, — Джеймс выцедил ненавистные ему сейчас слова сквозь зубы. Его бы воля — он бы дрался до последнего вздоха.

"Гардарика", убрав паруса, остановилась. И её тут же зажали с двух сторон два испанских восьмидесятипушечника, эдакие плавучие форты. Не прошло и четверти часа, как от флагмана отвалила шлюпка. Испанский офицер — довольный, как кот, наевшийся сметаны — передал хмурым пиратам условия адмирала, дона Педро Колона де Португаль. Учитывая то, что адмирал имеет дело с дамой, которая, к тому же, всегда была великодушна по отношению к пленным, дон Педро предлагает следующее: полчаса на размышления, после чего либо спускаете флаг, и получаете статус военнопленных, либо отправляетесь на дно в статусе покойников. Отсчёт времени пойдёт с момента возвращения парламентёра, и каждые десять минут будут отмечены холостым выстрелом. Передав эти условия и получив заверения в том, что благородство дона Педро оценено по достоинству, напыщенный испанец погрузился в шлюпку и был таков.

— Надо принять его предложение, — проговорил Хайме. — Да, чёрт побери, мне оно тоже не нравится! Но если мы начнём брыкаться, то огребём восемьдесят ядер с обеих сторон! А так хоть какой-то шанс выжить!

— Ну, и что будет? — озлился Пьер. — Нас закуют в железо, посадят в трюм, отвезут в это чёртово Маракайбо, и может быть помилуют, заставив рубить тростник вместо перетаскивания камней? Знаешь, что, Хайме, я уже был в испанском плену, и не горю желанием туда возвращаться!

— Думаешь, нас спасут твои стальные пушки, Пьер? — взвился метис. — Может, ты и успеешь сделать один залп. Да только пушки испанцев после этого мигом отправят нас на дно! Я там тоже оказаться не хочу!

— Чёрт побери, вы сами хоть послушайте, что несёте! — Джеймс, когда хотел, умел крикнуть так, что затихали все. — "Я был в плену, и не горю желанием…" "Я не хочу оказаться на дне…" Каждый из вас старается свою шкуру сберечь! А о ней вы подумали? — он гневно и резко мотнул головой в сторону капитанской каюты. Где лежала Галка, провалившаяся на рассвете в глубокий целительный сон после двух дней лихорадки и бреда. — Что её ждёт, если мы сдадимся? Тюрьма? Петля? Или может быть костёр инквизиции — как закоренелую еретичку?… Если это ваша благодарность в её адрес, то я проклинаю тот день, когда вообще согласился ходить с вами по одной палубе!

Шлюпка с испанским офицером причалила к борту линкора. Оттуда почти сразу прозвучал холостой выстрел: отсчёт времени пошёл.

…Этот выстрел и разбудил Галку. И на миг ей показалось, будто он пришёл из странного сна, вторгшегося под конец в туманные воспоминания о прожитой ею жизни — кривой дорожке со странными поворотами и ухабами. Ей почему-то приснился прадед. Она знала его лишь по выцветшей фронтовой фотографии. Он погиб под Прохоровкой, успев сфотографироваться на фоне своего танка, и перед самым боем выслать эту фотографию эвакуированной на Урал семье. Но во сне прадед был жив, здоров, и прикатил на своём танке. "Нехай воны там лизуть, доню, — прадед Иван пригладил свои «козацкие» усы и весело подмигнул правнучке. — А мы бронебойным, та в гусень, бронебойным, та й по башне — вогонь! Забудуть, як до нас суватысь!" Другой прадед, Александр, появившись буквально из тумана, окружавшего её, куда-то смотрел в трофейный цейссовский бинокль. Ярко горели майорские звёздочки на погонах. "Подпусти их поближе, девочка. И не жалей огня. Пусть они тебя боятся, а не ты их". Не успела Галка присмотреться к нему внимательнее — всё-таки прадеда по материнской линии она не видела даже на фотографиях, его репрессировали после войны — как появился ещё один человек. Её дед-пожарник с усталым вздохом снимал начищенный шлем: "Самое главное в нашем деле — не поддаваться страху". Отец… Галка не помнила отца таким молодым, красивым, в парадной форме внутренних войск. А батя улыбнулся: "Всё будет хорошо, Галя. Даже если всё вокруг плохо, нельзя терять веру". Галка всё никак не могла понять, к чему это родственники завели такие разговоры, но потом почувствовала… Что-то надвигалось на неё. Большое и пугающее. Что-то, собиравшееся раз и навсегда покончить с непокорной девчонкой, возжелавшей изменить любовно прописанный ими сценарий… "Огонь!" — скомандовал прадед Александр. «Тридцатьчетвёрка» прадеда Ивана буквально подпрыгнула от выстрела, и где-то совсем рядом заговорила скрытая туманом батарея тяжёлых гаубиц…

106